Попало в волну моих собственных периодических рассуждений... но у него во много раз лучше сказано))
Ужасное существо: человек религиозный
Да, нет ничего ужаснее верующего человека. Правда, все остальные варианты - еще куда хуже.
О.В.П.
читать дальше
Смех и слезы
Религиозный человек обладает
для постороннего наблюдателя большим комическим потенциалом. "Один
батюшка делает зарядку... Однажды православный купил себе CD
с Аллой Пугачевой... Один алтарник решил выпить Пепси...". Такие фразы
заранее настраивают на комический лад. Не помню, кто это сказал:
Ельчанинов? Бернанос? - что священник, даже не плохой, а средний,
посредственный - невыносимо смешон. И конечно, это относится ко всем
верующим, а не только к клирикам, которые за нас отдуваются в
религиозных анекдотах. На стыке "священного" и "обыденного" легко
рождается комизм.
Я
читал много скучных теорий комического и не нашел ни одной
удовлетворительной и всеобъемлющей. Но вынес ощущение, что юмор
рождается там, где есть несовместимые противоположности. И думаю,
комизм религиозного человека связан с невозможностью быть в жизни
человеком Бога. И более того, если речь идет о христианстве, - он
связан с воплощением Бога: оно слишком взрывоопасно, оно никак не
укладывается в человеческом сознании. И этот комизм свойственен всем
нам. При этом, как ни странно, смех и слезы тут выполняют похожую функцию.
Уроки Ионы
Есть одна книга в
Библии, которая великолепно обнажает механику комизма религиозного
человека. Это Книга пророка Ионы. Надеюсь, читатель с ней знаком, и я
воздержусь от обильных цитат и пересказов, а только обращу внимание на
некоторые моменты.
Прежде
всего, пророк Иона, без сомнения, в наилучшем смысле этого слова, -
ортодокс. И он единственный ортодоксальный верующий герой во всей
книге. Читатель не сомневается: Иона опирается на доброкачественную
традицию, которая, в свою очередь, восходит к истинному Откровению. Все
касательно веры он понимает совершенно правильно. Но вот окружение и
события делает его ортодоксию нелепой, подобной неуместным
телодвижениям Чарли Чаплина. "Я Еврей, чту Господа Бога небес, сотворившего море и сушу",
- возвещает он, например, морячкам-язычникам, которые все делают, чтобы
спасти корабль и самого Иону, пока тот спит, и взывают к своим
языческим богам, а потом - и к Богу Истинному, Которому не
молится Иона. Далее, оказавшись во чреве большой рыбы, Иона произносит
псалом (гл. 2) - и очень красивый, который в Псалтири смотрелся бы
естественно, а тут - как-то постмодернично, как цитата в неадекватном
контексте. Потому что это благодарственный псалом избавления, когда
никакого избавления еще не произошло. И воспевает его пророк на фоне
бегства от собственного призвания. При этом благочестиво поминает врагов: Чтущие
суетных и ложных богов оставили Милосердаго своего, а я гласом хвалы
принесу Тебе жертву; что обещал, исполню: у Господа спасение! - это чувство собственного превосходства тоже комично.
Можно
заметить, что Иона не радуется абсолютно ничему из реального окружения
и реальных событий, не благодарит ни за что, - хотя в книге много чудес
и милостей Божиих. А точнее, он радуется только однажды: когда
наслаждается комфортом в тени растения, под которым прячется от солнца.
Зато Иона постоянно выражает желание умереть. Собственно, почти все его
прямые слова - это или ортодоксия не к месту, или "хочу умереть".
Еще
его воодушевляет мысль о наказании врагам Бога: он садится около
Ниневии в благочестивой надежде посмотреть на справедливое наказание
грешникам (притом что ему самому почти все до лампочки, даже
собственная жизнь). Как назло, все встречные иноверцы в книге (моряки и
ниневитяне) очень благочестивы и милосерды, но... Иона совсем не
врубается в происходящее - именно потому его ортодоксия комична, ибо
всегда не к месту.
И наконец, в последней главе этой маленькой
Книги раскрывается тайное содержание отношений Ионы со столь
"неканоничным" Богом. За своим "праведным гневом" Иона скрывает гнев на
милосердие Бога! Вот в чем состоит тайна Ионы: он все время находится в
состоянии тяжбы с Богом. Он знает, каким Бог "обязан" быть, а Бог не
хочет этому соответствовать. И милосердие Божие для Ионы невыносимо.
Обобщая,
можно сказать, что человек, не чувствующий благодарности, находится в
состоянии суда с Богом. Или: в той мере, в какой человек неблагодарен,
он предъявляет иск - точнее, серию исков, на каждом шагу, - Богу. На
протяжении Книги Бог как бы все время ищет подход к Ионе и в конце
начинает вести Себя с ним как с дурным ребенком: Он "достает"-таки
строптивого пророка с помощью увядшего растения, то есть впервые
добивается от Ионы хоть какой-то реакции. Удалось ли Богу изменить
Иону? Вопрос остается открытым.
Критика изнутри
Итак,
Книга Ионы обнажает комическую сторону религиозного человека. Только
эта же сторона - трагическая: это трагическое несоответствие
головокружительному призванию. Вера Ветхого Завета содержала в себе
одну величайшую особенность - она содержала самокритику. Люди Израиля -
как потом и мы, христиане, - призваны быть светом мира, на этом фоне их
тьма особенно ужасна. И это не только тьма открытого отступничества, но
и тьма их благочестия. Об этом Израилю непрестанно напоминали пророки.
Это была критика - но критика своих и критика изнутри.
Другими словами, почти каждый пророк критиковал свою церковь (народ
Божий был как бы протоцерковью) ради Церкви. В этот же ряд входит
критика иудаизма апостолом Павлом или критика фарисеев в Евангелии. Не
стоит думать, что там обличается некая нелепая чужая вера, - это
слишком уплощает картину. Это критика касается нас: "хороших" и
"верных" религиозных людей.
Страшная притча о Старшем брате
Об
этом же напоминает образ Старшего брата из притчи о Блудном сыне. А у
Старшего брата есть еще один брат по духу - фарисей из притчи о Мытаре
и фарисее. Там мы видим все те же, знакомые по Книге Ионы, черты.
Это
привычка к Богу. "Я всегда с тобою", - говорит Отцу Старший брат из
притчи. Религиозный человек прекрасно знает, как по каждому вопросу
думает Бог. Причем это знание однозначно и дискуссии не подлежит. И
тогда религиозный человек может совершать "системные ошибки:"
отцеживать комара, поглощая верблюда. Потому что для него Бог
расположен внутри системы, которой такой человек (как он сам думает)
владеет, а не наоборот.
Это, в силу привычки, восприятие жизни без чувства благодарности: не как дар, а нечто гарантированное.
Это
потребность быть оправданным. Сама по себе такая потребность понятна и
естественна: именно она и делает человека религиозно-озабоченным.
Только она слишком близка к по-детски жадной потребности быть правым и
легко становится навязчивой тягой к самооправданию. И тогда среди
обвиняемых обязательно оказывается Бог, хотя благочестивый человек
нередко эту тяжбу скрывает даже и от самого себя. Кажется, нейтрального
состояния тут просто не бывает: или есть благодарность - или человек
обречен непрестанно судиться. (И люди безрелигиозные часто в смысле
благодарности бывают щедрее "сынов света", что и показывает Книга
Ионы.)
Наконец,
такая внутренняя тяжба и тяга к самооправданию нуждается в окружающих
грешниках. Ионе нужны нечестивые, фарисею нужен мытарь, Старшему брату
нужен плохой Младший, которого невозможно простить. Это позволяет
спроецировать свой непереносимый внутренний конфликт на окружающих. И
такой человек начинает вмешиваться в чужие дела (есть такой странный
грех в 1 Послании Петра, где автор говорит христианам, живущим на фоне
вполне реальных гонений, о страдании: что страдать хорошо и достойно,
только: пусть никто из вас не страдает, как убийца, или вор, или делающий злое, или как вмешивающийся в чужие дела).
Совсем не христианский, почти марксистский психолог Адлер сказал
однажды верные слова: "Легче сражаться за свои принципы, чем этими
принципами жить". Эти слова хорошо описывают поведение многих
религиозных людей, пытающихся "судить внешних".
И
если судьба Блудного сына из притчи понятна, судьба Старшего брата -
религиозного человека - остается открытой. Большинство людей легко
идентифицируют себя с Блудным сыном, это просто. "Я погрязал во грехе -
и нашелся". Но вот Старший брат потерян каким-то другим образом, и
размышления о нем приводят в ужас. Нашелся он у Бога или нет? Конец
притчи неоднозначный, как и в случае Ионы. Но Старший брат - это прямо
про нас.
Экклезиогенный невроз
Любой
верующий существует не в одиночестве, а потому непременно страдает
"экклезиогенным неврозом". Оговорюсь: ничего плохого в самом по себе
слове "невроз" для меня нет, это просто знак, что человек страдает
неразрешимыми конфликтами. Я верю, что существует и хороший
экклезиогенный невроз, потому что верующий оказывается в гуще
противоречий и среди вопросов без ответа. Ему предстоит жить сплошными
парадоксами и соблюдать баланс между противоположностями, где баланс
соблюсти почти невозможно.
Но
есть и плохой экклезиогенный невроз. Грубо говоря, неврозы родителей
передаются ребенку по одной причине. Потому что мать в одном лице и
источник опасности - и она же единственная защита, единственный
источник безопасности. Похожая штука с церковью (я говорю про церковь с
маленькой буквы, в ее конкретном воплощении), которая и открывает
Христа - и Его заслоняет, и освобождает - и порабощает (религиозным
бытом, благочестивым словарем, мелкими, слишком мелкими утехами Homo religiosus'а
и т.д.). А уйти от нее не уйдешь - уйти просто некуда. И потому
церковь, лишенная самокритики, страшна. Вот слова Шмемана из его
Дневников:
…Гораздо
серьезней, что в Православии - историческом - начисто отсутствует сам
критерий самокритики. Сложившись как "православие" - против ересей,
Запада, Востока, турков и т.д., Православие пронизано комплексом
самоутверждения, гипертрофией какого-то внутреннего "триумфализма".
Признать ошибки - это начать разрушать основы "истинной веры". Трагизм
православной истории видят всегда в торжестве внешнего зла:
преследований, турецкого ига, измены интеллигенции, большевизма.
Никогда - во "внутри". И пока это так, то, по моему убеждению, никакое
возрождение Православия невозможно.
Без
самокритики церковь неизбежно ждет кризис (а это греческое слово
означает "суд"
, потому что она становится коллективным Старшим братом,
который "всегда с Богом", но в каком-то смысле потерян еще глубже, чем
Блудный сын.
С Днем Фарисея!
Самая
смешная, а потому самая ужасная карикатура на Христа - это христиане.
Это ужасная трагедия: христианам заповедано Ему подражать, выражать Его
собой, и не только "в душе", отражать Его свет. Что мы и делаем,
производя большую кошмарную карикатуру, по которой окружающие судят об
Источнике света.
Это парадокс: чем взрослее человек религиозно, тем чаще он чувствует себя лицемером. Он стоит между
Богом живым и людьми. Слово "между" тут иногда имеет хороший смысл:
прозрачный посредник, чистое стекло. Но иногда - плохой: препятствие,
которое заслоняет свет. Потому что по естеству человеку легче
оставаться закрытым: все бранить, кроме того, что носит марку "сделано в моем приходе",
общаться только со своими, сузить круг идей и интересов, чтобы не
мучаться сомнениями. Так комфортнее. Только будучи закрытым, он
увеличивает мрак в мире. Потому что призван быть прозрачным, призван
быть окном, пропускающим свет Божий в мир. А вместо этого он обходит море и сушу, дабы обратить кого-нибудь хотя одного - и сделать его сыном геенны, вдвое худшим.
Парадокс состоит в том, что иных окон для света нету. Мы - окна для
этого света. Моющие средства для окон тут всем хорошо известны. Среди
них и такое, о котором говорят реже: юмористическое отношение к себе.
@музыка: Nirvana - The man who sold the world
@темы: учитесь плавать